в воскресенье были похороны.
было невыносимо тяжело.
осознать до конца, что произошло, совершенно невозможно.
ты делаешь что-то на автомате, идешь куда-то, обнимаешь порой едва знакомых людей, говоришь.
вот только как под толщей воды: звуки приглушены, картинки замедленны и расплывчаты. реакция заторможена.
как в трансе.
на улице у входа, как зомби, ходят люди. все молчат. у кого-то дрожат губы, курят одну за одной.
там пронизывающий ветер и холодно невероятно, но едва ли кто-то замечает.
кто-то беззвучно подходит обнять или еле заметно кивает.
Юля хлюпает мне в плечо, наконец находит силы собраться и тихо шепчет: "чудовищный повод встречаться". хуже не придумаешь.
вокруг люди, составляющие твою картину мира и им так плохо. и от этого еще хуже.
хочется помочь, вот только невозможно.
хотя бы от себя отогнать мысль о том, что больше никогда. это не умещается в голове.
на родителей не хватает сил смотреть. обнимаешь брата, крепко-крепко, до боли крепко, пытаясь придать ему сил.
в траурном зале несколько десятков людей.
все стараются держаться. только то и дело с разных концов слышишь упорно сдерживаемый, но таки вырывающийся наружу плач.
брат Ильи воет, как подстреленный зверь, в плечо его лучшего друга.
нужно прощаться. ты подходишь и кажется, что он вот-вот встанет. он просто спит, а сейчас проснется и громко надо всеми посмеется.
вот только он не просыпается.
ты держишься и обнимаешь людей, крепко сжимаешь руки и держишься, держишься.
на экране сотни фотографий и играет его любимая музыка.
и ты помнишь эти песни, вы ведь подвевали им в его машине, несясь по ночной Москве.
ты помнишь эти фотографии, это знакомые места, а некоторые и вовсе снимал именно ты.
и всплывают картинки: смеющийся Илья, строящий рожи Илья, Илья, приезжавщий за тобой в два часа ночи, Илья, сидящий напротив и готовящий тебе салат.
всхлипы наполняют зал.
и ты не выдерживаешь, прорывает, начинают катиться слезы, а ты думаешь: только бы беззвучно, только бы хоть это смочь.
и обязательно кто-то оказывается рядом. обнимает. а сам дрожит от такого же полного боли плача. кто-то еще утыкается в плечо, ты даже не знаешь кто.
а потом были поминки. те же десятки людей.
зал полон его фотографий, около двухсот штук. самых разных. и он смотрит с них и улыбается.
и невольно, видя фотографию на уровне его роста, дергаешься, потому что первая мысль - это он, нужно улыбнуться и обнять. вот только обнять некого.
все говорят тосты и вспоминают в них нелепейшие истории, смешные и жизнерадостные.
люди говорят и улыбаются, не прекращая плакать.
кто-то вспоминает его смс и фразы. "я люблю жизнь". "все будет хорошо, нужно только время".
вспоминаешь его письма, всегда длинные и такие регулярные. полные счастья и наслаждения мелочами, которые едва кто умеет замечать и ценить.
и понимаешь, что мало кто любил жизнь так сильно, как этот человек. и именно он ее лишился. так рано.
на улице постоянно сменяющие друг друга люди, не замечая друг друга, бесцельно бродят из стороны в сторону по переулку, пытаясь придти в себя.
в какой-то момент ты находишь себя обнимающим его отца, который держится. он жадно тебя слушает, а ты улыбаешься, рассказываешь смешное и светлое, вот только чувствуешь, как предательски катятся по щеке слезы. и ты не в силах их остановить. и так стыдно за слабость, ты улыбаешься, искренне, но слезы текут.
внезапно лучший друг восклицает на весь зал: "ты с нами, слышишь? с нами ты!!" и в этом столько боли и утраты, что все отводят глаза.
ты выходишь на улицу, сползаешь голой спиной по ледяной стене, сжимаешься как зверенок, и подходит друг.
ты не поднимаешь глаз, зная, что и он ищет силы и не находит. наконец, он делает вход, треплет тебя за плечи и говорит: "наш друг не любит зануд. пойдем выпьем".
все пьют, водку и коньяк. стопку за стопкой. к концу вечера из горла.
и потом качают головами: "не берет". а ты киваешь: "и я хочу напиться".
все хотят. но не получается.
родители рассказывают, как он учился, с кем дружил, как сдавал экзамены в гаи и говорил колкости.
друзья говорят про учебу, гулянки и кафешки. про идеальный музыкальный вкус и чувство юмора.
про то, как жили у него, когда дома были проблемы.
и с одной стороны, так тяжело, что хочется заткнуть уши и бежать куда глаза глядят.
а с другой, это его частички, разные стороны, не всегда тебе известные, которые хочется впитать, узнать все, запомнить.
как безумно сильно ты боишься что-нибудь забыть. какое-нибудь слово или жест.
родители раздают свои телефоны и просят звонить и приезжать.
они смотрят вокруг и в какой-то момент плачут уже по-другому и качают головой: "мы даже и не представляли, что он был такой. мы думали, он только для нас был особенный". нет, для всех.
рассказывают о его последних минутах и о том, как он боролся.
и нам нужно.
вот только сдают даже самые крепкие и стойкие с утра.
под конец вы танцуете, с закрытыми глазами, в голос подпевая музыке, чтобы заглушить - если не мыслями, то хотя бы звуком.
измотать себя так, чтобы не было сил думать.
в час ночи ты выходишь на улицу ловить машину и хочется кричать от бессилия и отчаяния.
вокруг какие-то люди и они смеются. они даже не представляют, что произошло.
а мы такие счастливые, плачущие, измотанные, но такие счастливые, что его знали. и знаем. ведь он с нами.
и хочется, с одной стороны, чтобы это осталось позади.
а с другой, все-все-все помнить. каждую историю, каждую интонацию.
и второе пересиливает.
сегодня мы смотрели футбол у его родителей. мы шутили, родители смеялись. искренне.
но все, все чувствовали, что смех слишком громкий и что, едва человек выходит за дверь, слышится глубокий вдох - перевести дух, держаться, держаться.
потому что это как камнем над тобой.
когда ты ничего не делаешь, просто невозможно.
но даже когда ты смеешься, так давит. эта тень, это знание, которое еще не осознание и не факт, что когда-то таковым в полной мере будет.
может, в этом спасение.
и все в другом свете. дипломная работа, конференции, отсутствие денег, проблемы с Лероем - это даже не на второй план отходит.
это сужается, уменьшается до таких ничтожных размеров, что становится страшно: как это могло раньше столько значить?
как ты смел кричать, что жизнь говно и жаловаться?
черт возьми! да как же ты смел? и ведь через какое-то время наверняка не раз еще так сделаешь, хотя сейчас клянешься, что больше никогда.
все мелочи. и ничего не трогает. все это такая ерунда. такая микроскопическая пыль.
"только время", говорит по телефону мама и обещает приехать ко мне в Америку.
а друзья звонят каждые полчаса и несут как буто беззаботную ерунду, так легко и жизнерадостно, но снова слишком так. и ты смеешься, но снова слишком.
вы не спрашиваете друг у друга, как дела, но этот вопрос вместе с "эгей, держись" в каждом слове и каждой упорно заполняемой чем угодно паузе.
но вы все принимаете эти правила, прекрасно понимая иллюзорность игры, потому что иначе просто никак.
и обещаете держаться вместе воимя. и хранить память.
я, наверное, буду дописывать этот пост. чтобы не дай Бог не забыть.
я завтра улетаю обратно в Штаты.
и там будет легче. но часть хочет остаться. здесь. чтобы быть ближе.
хотя он же теперь везде. везде близко-близко.
но хочется быть именно с этими людьми, с теми, кто знает и понимает, какую невосполнимую потерю пережил весь мир, с теми, кто любит, помнит.
с теми, кому сейчас так же больно. и с теми, кто героически держится, чтобы поддержать остальных таких же. а ведь нас много.
Илья, я тебя люблю!
и твой лучший друг прав, ты же знаешь, ты навсегда с нами.