За те несколько дней, что я провела в Москве в сомнениях, мама наконец-то сумела узнать что-то более-менее конкретное о жизни собственной дочери. Я рассказывала про Александра, про его увлечения, а мама смеялась, что я просто проецирую на человека свои фантазии, что возможно в силу того, что мы мало знакомы. Я пряталась за большую кружку с горячим чаем и говорила:
- А ещё он пишет. И я люблю его буковки, их изгибы, то, как они удивительно складываются в волшебные слова. Мама, он не просто рисует, у него взгляд художника. Он все по-другому видит. Нет. Он просто видит. Мы смотрим, а он видит.
- Фантазерка, - вздыхала мама.
Тогда я доставала из сумки многократно сложенный листочек, один из тех, которые Александр оставляет иногда у меня на подушке, если куда-то рано утром, пока я ещё сплю, уходит. И читала вслух про звенящие звезды, засахаренные крыши, жизнь как чудо и улыбалась на непременном: «Просыпайся».
Тогда же в Москве я заметила, что разговариваю и думаю, что уже интереснее, Сашиными фразами. А московские друзья безостановочно поражались моим репликам по поводу муниципалитетов и прав потребителей, я улыбалась: «Саша юрист».
Когда мой визит в столицу снова сократился до нескольких часов, мама отвозила меня в аэропорт и говорила на прощание:
- Котенок, ты изменилась. Как будто выпрямилась… Это я фигурально… У тебя же глазки совсем наивные, а теперь в них уверенность, твердость появилась. Сила даже. Я рада. Я всегда боялась, что ты совсем ребенок маленький.
Когда я рассказала это Александру, он засмеялся:
- А я недавно услышал в свой адрес «Какое ребячество!». Ребячество! Я же взрослый дядька, а тут – ребячество.
А вчера ночью мы были в клубе, я много танцевала, а Александр всю ночь напролет вел беседы с сидящими за столом друзьями и знакомыми. Было по-шальному хорошо. Прощались совсем под утро: кто ловил такси, кто просто расходился по домам. Саша уже на улице заканчивал рассказывать какую-то историю из жизни, что бывает у него очень редко, про его европейские приключения во вьюношестве. И только он замолчал, как девушка с несколько затуманенным алкоголем, но отчетливо восторженным (а Александр удивительно рассказывает удивительные вещи, это правда, как никто другой) взором произнесла:
- Я, кажется, влюбилась…
- Сочувствую, - коротко улыбнулся Саша.
Посмотрел на сдерживающую чрезмерную улыбку меня, и мы пошли домой по утреннему морозному Петербургу.