Мы разъехались на пять месяцев.
А всё было так. Ещё одна большая бывшая любовь Саши в городе проездом; проведенный Александром вечер за коньяком у нее в номере плавно перешел в ночь и утро; пока я, спокойно оставшаяся дома (улыбнувшись ему, уходящему на эту встречу, в дверях), работала, то и дело бросала взгляд на часы, но, кусая губы, не звонила. Он позвонил один раз, ночью, не особо трезвым голосом попросил не волноваться и не ждать, потому что поздно, а мне, маленькой, нужно спать, он меня целует.
Пришел утром. Уже на пороге стал искать что-то в моих глазах, я прервала взгляд спокойным (научилась у него же):
- Привет.
- Лени, я…
- А я ничего не спрашиваю, - с горькой улыбкой покачала головой я, по его замешательству на коротком «я» уже осознав, что самые худшие и кажущиеся невероятными опасения подтвердились.
Саша опустил голову, тоже понимая, что ни врать, ни сознаваться не нужно.
- Аспирин? – Спрашиваю я после прерывистого вдоха.
Он кивает. Иду на кухню. Растворяю таблетку аспирина, глядя в потолок, чтобы сдержать слезы. Взяв себя в руки, подаю шипящую кружку вошедшему Александру.
- Лени, это ничего не значит.
Я не ответила. Съездила на работу. А вечером собрала какие-то вещи и уехала в Москву. Александр молчал. Я старалась не думать, машинально совершала какие-то действия: вызывала такси, одевалась, накидывала сумку на плечо, садилась в поезд.
Понимая, что как только расслаблюсь, так меня накроет, забила все время работой. На вопросы друзей не отвечала.
Он не звонил.
Друзья отвлекали с энтузиазмом и хорошим результатом. Мне стало с ними хорошо, я и забыла, как нам с ними бывает, когда мы вместе.
Я стала проводить время с однокурсником Толей, который ещё задолго до Саши делал мне предложение, а я как тогда, так и сейчас понимала, что ни о каком замужестве с ним и речи быть не может. Под его сонное сопение мне в плечо я свободной рукой, не отрывая головы от подушки, курила и стряхивала пепел в чашку у его кровати, удивляясь тому, как же все кажется легко – мне, интеллигентной домашней девочке, у которой кроме мужа и Саши никого не было и раньше казалось, что и быть не могло. Оказывается, могло. И как легко, мамочки.
В какой-то момент все-таки поняла, что так нельзя. Прекратила эти отношения. Приехал его лучший друг и просто очень хороший юноша Ваня, я честно призналась ему:
- Представляешь, меня позвали в гости друзья, я поехала. И только когда Толя позвонил и сказал, что уже полчаса меня ждет, я вспомнила, что у нас месяц и он пригласил меня в ресторан. Я даже не подумала о нем, понимаешь?
- Понимаю, - кивнул Ваня.
- Я сволочь.
- Просто он тебе не пара, Мэл. И ты это понимаешь. И я понимаю. И все.
- Кроме него?
- Да нет, - покачал головой Ваня. – Я думаю, что и он в глубине души понимает.
Смотрела «Осень в Нью-Йорке», который раньше не могла досмотреть до конца, смотрела раз за разом, знала каждое слово, каждое “What have I done to you?”, “You ruined me for other women”, “No, I saved you for ‘em”. Я слушала только саундтреки: к «Осени в Нью-Йорке», «Босиком по мостовой», «Дому у озера».
А однажды он позвонил. Только увидев его имя на экране телефона, я поняла, что так больше не могу, и уже было неважно, что он скажет.
- Да?
- Амелфа. Глупо просить прощения. И говорить что-нибудь вроде того, что твой запах из квартиры выветрился. Я только кажусь умным, а дурак дураком, через тридцать перескочил, но так ничего и не понял. Ами, - выдохнул он, - я не хочу спать с другими женщинами, зная, что где-то там есть та, которую я люблю. Приезжай, пожалуйста.
Я прилетела. Врываюсь в квартиру, желая броситься ему на шею и ещё долго-долго, до полного изнеможения не выпускать его из рук. А его нет. Я распластываюсь на таком знакомом диване, улыбаюсь. Решаю подождать.
Он появляется через полчаса. Мы сталкиваемся в коридоре, останавливаемся как вкопанные. Я так долго его не видела и так долго где-то глубоко хотела, что не могу совладать с собой. У меня щиплет глаза, дрожат руки, я не могу даже улыбнуться, только смотрю, не отрываясь, на него и странным голосом говорю:
- Удивительное дело: я дома, а ты – нет.
Он отзывается удивительно серьезно:
- Прости меня, пожалуйста.
- Честно ответить? – Спрашиваю я, удивляясь неожиданной мольбе в его голосе.
- Если хочешь, - опускает голову он. – Мне и так хватает.
Эта читающаяся в нем, таком обычно самоуверенном и, чего уж там, эгоистичном, боязнь меня хоть чем-то обидеть или задеть, этот трепет... Я не могу слова подобрать, описывающего то, что все это со мной сделало. Я говорю:
- Тогда отвечу честно. Я слишком по тебе за эти месяцы соскучилась и слишком тебя люблю, чтобы обижаться.
Он поднимает глаза, я чувствую, как мои губы наконец расползаются в улыбке, он подлетает ко мне, хватает на руки и кружит-кружит-кружит. Мы цеплялись друг за друга как безумцы, жадные и изголодавшиеся, словно боялись, что вот-вот все может исчезнуть. И мир вокруг нас закружился окончательно в каком-то бешеном эйфоричном круговороте, в то время как внутри наоборот все встало наконец на свои места.