Через час за мной заедет такси и унесет меня в аэропорт.
И я снова сомневаюсь. Думаю пойти и бессмысленно спустить 10 тысяч на телефон, только чтобы он работал в Японии. Твердя себе совершенно неправдоподобные отговорки, мол, все ради того, чтобы друзья смогли меня поздравить с днем рождения. И сама не верю себе ни на секунду. Конечно, на самом деле все из-за того, что, Боже, как мне хочется, чтобы одумался Денис и позвонил. И сказал бы все то, что никогда не говорил, все то, что я в нем читала.
Другая же часть меня ликует и торжествует: ха, даже если он и будет звонить, я взяла и лихо уехала. Пусть! Гори все синим пламенем!
Пообещала себе, что телефона не будет. Метания уже в голове, локализованы, хоть там, внутри, и бушуют не на шутку. Но только внутри.
На самом же деле чувствую себя совсем-совсем одиноко.
Позвонила только родителям, сказала номер гостиницы в Токио. Все. Больше никаких контактов. Даже друзья о моем отъезде едва ли знают.
Один друг выгуливал меня позавчера и спрашивал, куда я бегу, я отвечала:
- Знаешь, ото всех. Хочу лишить себя возможности мечтать о том, чтобы обняли и пригрели. Ну, знаешь, холодной воды себе на голову вылить нужно.
Друг взлыхал и говорил устало, понимая, что меня не переубндишь:
- А друзья на что?
- В том-то и дело. Друзья на то, чтобы в тебе было осознание, что есть к кому пойти и в плечо уткнуться. Я это очень ценю, ты себе не представляешь, как. Но я хочу сама.
- Если говорить совсем уж честно, Мел, не припомню случая, чтобы ты утыкалась мне в плечо. Хотя я вроде бы не из самых дальних друзей.
- Ты самый близкий.
Он обнял меня, когда мы прощались, молча, но крепко-крепко. Это было много. Очень.
Ещй один мой хороший друг, которому как раз мы сдали нашу московскую квартиру, уехал на практику до конца лета. Квартира пустует.
И каждый раз, когда я захожу, так хочется, чтобы встретили. Так хочется, чтобы дома были мама и папа. Дома, а не в Канаде. Чтобы мама выслушивала меня на кухне, как много лет назад, а папа бы подливал вина, когда возвращается с работы.
Хочется к Саше, с которым мне было так хорошо, как ни с кем. И большая часть меня рвется назад, к нему. И все, связанное с Денисом, кажется окутанным непонятной дымкой, а там, в Питере, свет и ясность, там Саша, как маяк, как путеводная звезда. И куда я сворачиваю? Зачем виляю? Я сто раз на дню удерживаю себя от того, чтобы ему позвонить. Стыдно. Но так хочется.
Я хочу, чтобы вот прямо судя приехал Денис, чтобы он совершил этот мужской поступок. Но этого, я так понимаю, уже не случится. И, если честно, уже пару дней ловлю себя на том, что уже, если честно, его звонка и не жду. Там, глубоко где-то маячит мысль о том, что уж на мой день рождения он объявится, но ведь настоящее не требует повода. И я рада, что на день рождения буду далеко и ничем не связана, даже телефоном.
Я читаю Бродского.
Как жаль, что тем, чем стало для меня
Твое существование, не стало
Мое существование для тебя.
И
И не могу сказать, что не могу
Жить без тебя, поскольку я живу.
Я глупая-глупая. И совсем запутавшаяся.
Пойду положу в сумку "Игру в бисер" - любимую книжку Сашиной бывшей жены, которую читать при нем мне гордость не позволяла, а тут как раз я приступила к чтению. Глядишь, в Японии и прочитаю.
Счастливого мне полета!
А вам счастливо оставаться!