Всё начинается с чьей-либо мечты
Здравствуйте, меня зовут Амелфа Караваева, меня недавно стукнуло по голове цифрой 20 в качестве моего возраста, и я вернулась в Санкт-Петербург.
Франция была изумительна. Так изумительна, что ах.
Я работала, я загорала, я ела круассаны в маленьких кафе на улице, завтракала сырами, я вспоминала французский и была там к месту, была специалистом в интересной мне области. Мне звонил Александр, и писали друзья, интересуясь, что и как. Мне, не спрашивая, клали деньги на телефон. Рассказывали смешное и всячески были со мной.
Накануне дня рождения неожиданно приехали родители. На неделю. И было прекрасно. Мы вместе праздновали, я каждый день теперь вырывалась на длительный обед и сбегала с заседаний, ловя маму за кофе или выискивая отца в море. Они жили в другой гостинице, но мы ночи напролет пили вино и говорили.
А через 4 дня ещё более неожиданно приехал Александр. С фантасмагорических размеров букетом красных роз.
Там наконец и состоялось его знакомство с моими родителями. Поскольку это не было актом запланированным, а было целиком на эйфории и головокружении, всё прошло естественно и прекрасно. К концу ужина мы вчетвером уже говорили как старые добрые знакомые и не было неловкости ни из-за разницы возрастов, ни из-за самого факта присутствия незнакомца за столом в роли таинственного избранника их дочери. Папа, конечно, помалкивал. Но тоже почти дружелюбно. Мама какое-то время кололась, но Саша достойно держал оборону, чем вызвал ее к нему уважение. Оставшиеся совместные несколько дней прошли совсем свободно.
Потом уехали родители, а Саша остался со мной до конца месяца и, соответственно, моей там работы. Мы ночами гуляли по берегу, по камушкам, сидели на пирсах или ели фантастические морепродукты в ресторанах, бродили по улочкам и смеялись. Мы просыпались на широченной, громаднейшей кровати ровно посередине, рядом-рядом, занимая куда меньше, чем ее половину. Мы измазывались брусничным мороженым во время моего обеда, а, возвращаясь на конференцию, я обнаруживала с сумке записку или круассан или шоколадку.
А потом мы прощались в аэропорту, Саша оставался в стране ещё на 6 часов в ожидании своего рейса, а я улетала в Москву. Прощались всего на несколько дней. И прощались светло, без обычной досады, присущей отъезду откуда-то, окончанию чего-то. Потому что это путешествие было только трейлером к будущему, и это так явственно чувствовалось, что я улыбалась. И Александру, и потом в самолете. И если предыдущие полгода мы как-то вписывались в жизни друг друга: банально, я в его квартиру, он в мои привычки, то Франция – это наше, это мы. Это будет первым нашим общим воспоминанием, только нашим, созданным нами, прожитым нами, прочувствованным и оцененным. Наше. И такое путешествие может означать только начало.
А пару дней назад я вернулась из Москвы, где отчитывалась по работе и сдавала частично сессию, в Петербург, опять после нескольких суток без сна, опять после беготни. Александр усадил меня на диван, сам присел передо мной на корточки, уперся подбородком в наши сцепленные руки, я смотрела на него, смотрела, а он смотрел на меня, молча, иногда прижимаясь губами к моим рукам. И дышалось так легко, я улыбнулась:
- Как же хорошо. Как по-настоящему. Не нужно играть, не нужно соответствовать, просто хорошо, так хорошо, Сашенька!
Александр улыбнулся одними глазами, а я продолжила:
- Это ведь и есть…
Я не знала, как закончить вопрос. Это ведь и есть самое-самое? Это ведь и есть самое подлинное? Это ведь и есть любовь?
Но Саша понял. Он, почти не приподнимаясь, обнял меня за талию, уперся лбом мне в живот и прошептал:
- Да, любимая. – И плавно проведя носом от пупка до самого моего носа, выдохнул почти неслышно, - это и есть.
Любимая.
Франция была изумительна. Так изумительна, что ах.
Я работала, я загорала, я ела круассаны в маленьких кафе на улице, завтракала сырами, я вспоминала французский и была там к месту, была специалистом в интересной мне области. Мне звонил Александр, и писали друзья, интересуясь, что и как. Мне, не спрашивая, клали деньги на телефон. Рассказывали смешное и всячески были со мной.
Накануне дня рождения неожиданно приехали родители. На неделю. И было прекрасно. Мы вместе праздновали, я каждый день теперь вырывалась на длительный обед и сбегала с заседаний, ловя маму за кофе или выискивая отца в море. Они жили в другой гостинице, но мы ночи напролет пили вино и говорили.
А через 4 дня ещё более неожиданно приехал Александр. С фантасмагорических размеров букетом красных роз.
Там наконец и состоялось его знакомство с моими родителями. Поскольку это не было актом запланированным, а было целиком на эйфории и головокружении, всё прошло естественно и прекрасно. К концу ужина мы вчетвером уже говорили как старые добрые знакомые и не было неловкости ни из-за разницы возрастов, ни из-за самого факта присутствия незнакомца за столом в роли таинственного избранника их дочери. Папа, конечно, помалкивал. Но тоже почти дружелюбно. Мама какое-то время кололась, но Саша достойно держал оборону, чем вызвал ее к нему уважение. Оставшиеся совместные несколько дней прошли совсем свободно.
Потом уехали родители, а Саша остался со мной до конца месяца и, соответственно, моей там работы. Мы ночами гуляли по берегу, по камушкам, сидели на пирсах или ели фантастические морепродукты в ресторанах, бродили по улочкам и смеялись. Мы просыпались на широченной, громаднейшей кровати ровно посередине, рядом-рядом, занимая куда меньше, чем ее половину. Мы измазывались брусничным мороженым во время моего обеда, а, возвращаясь на конференцию, я обнаруживала с сумке записку или круассан или шоколадку.
А потом мы прощались в аэропорту, Саша оставался в стране ещё на 6 часов в ожидании своего рейса, а я улетала в Москву. Прощались всего на несколько дней. И прощались светло, без обычной досады, присущей отъезду откуда-то, окончанию чего-то. Потому что это путешествие было только трейлером к будущему, и это так явственно чувствовалось, что я улыбалась. И Александру, и потом в самолете. И если предыдущие полгода мы как-то вписывались в жизни друг друга: банально, я в его квартиру, он в мои привычки, то Франция – это наше, это мы. Это будет первым нашим общим воспоминанием, только нашим, созданным нами, прожитым нами, прочувствованным и оцененным. Наше. И такое путешествие может означать только начало.
А пару дней назад я вернулась из Москвы, где отчитывалась по работе и сдавала частично сессию, в Петербург, опять после нескольких суток без сна, опять после беготни. Александр усадил меня на диван, сам присел передо мной на корточки, уперся подбородком в наши сцепленные руки, я смотрела на него, смотрела, а он смотрел на меня, молча, иногда прижимаясь губами к моим рукам. И дышалось так легко, я улыбнулась:
- Как же хорошо. Как по-настоящему. Не нужно играть, не нужно соответствовать, просто хорошо, так хорошо, Сашенька!
Александр улыбнулся одними глазами, а я продолжила:
- Это ведь и есть…
Я не знала, как закончить вопрос. Это ведь и есть самое-самое? Это ведь и есть самое подлинное? Это ведь и есть любовь?
Но Саша понял. Он, почти не приподнимаясь, обнял меня за талию, уперся лбом мне в живот и прошептал:
- Да, любимая. – И плавно проведя носом от пупка до самого моего носа, выдохнул почти неслышно, - это и есть.
Любимая.
-
-
26.06.2007 в 00:18